Василий Стенькин - Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести]

Атаман трижды поцеловал Григория.

— Ты избавил меня от бесчестия и смерти, — сказал он. — Отныне считаю тебя побратимом...

С той поры Семенов достиг многого. Его войска захватили Читу, Верхнеудинск и «напоили коней в Байкале», как обещал атаман своему войску.

Партизаны укрылись в тайге, копили силы. Пламенные слова большевистской правды, которые они разносили по селам и казачьим станицам, будоражили и поднимали народ.

Семенов сидел как на горячих углях, чувствовал: не прочна земля под ногами, клокочет она, того и гляди случится взрыв.

И в одну из своих бессонных тревожных ночей атаман позвал вестового.

— Жалко мне расставаться с тобой, Григорий, — начал Семенов, постукивая костяшками пальцев по столу. — Люблю тебя, а разлучиться придется.

Говорил он вяло, голосом сильно уставшего человека. Григорий насторожился, не догадываясь, куда клонит атаман.

— Надежнее тебя у меня никого нет. Я тебе верю: ты не предашь и не струсишь...

— Ваше превосходительство, не томите душу, откройте суть, — не выдержал Григорий.

— Сейчас открою... Чувствую я, Григорий, что-то неладное готовится...

Семенов взял с края стола плетеную нагайку — с ней он никогда не расставался — и стал рассматривать рукоятку, сделанную из чисто отполированной кости. Григорий бессмысленно наблюдал за ним.

— Имею донесение твоего земляка, председателя волостного земства Павлова. Не спокойно в Бичуре... Что-то там заваривается недоброе. Хочу тебя послать...

— Как же, ваше превосходительство? — не стерпел Григорий. — Мое место при вас, ваше превосходительство...

— Там сейчас важнее... Приедешь домой, скажись дезертиром. Приглядывайся, принюхивайся, в случае чего — прямо ко мне. Ежели придется другому человеку придти к тебе, запомни пароль: «Ногайцев». Это твоя секретная фамилия на всю жизнь...

Долго атаман разъяснял Григорию его новые обязанности.

— Коня сдать, ваше превосходительство? — спросил Григорий с тайной надеждой.

— Бери коня, — милостиво отвечал атаман, — и помни: одержим полную победу — непременно заявлюсь к тебе в гости... Погляжу твою Благосветную, — и, благословляя, Семенов широко перекрестил Григория.

На вершине Заганского хребта Григорий остановился. Расседлал коня, расстелил под березой потник, прилег. В высокой синеве плыли на восток сизые тучки. «Тоже, однако, в Бичуру спешат... Им легче: шпионить не надо...»

Это слово, впервые пришедшее в голову, обожгло Григория. Он, может быть, только сейчас понял, за какое опасное поручение взялся. «Промахнешься — вздернут на осине. Как есть вздернут, не пожалеют...»

Дом оказался под замком. Григорий знал место, где обычно прячется ключ, но, не входя в избу, поскакал на заимку. «Уборочная. И отец, и Евлампия с дочуркой, надо быть, там».

Он не ошибся. Они убирали ярицу. После поцелуев и коротких расспросов Григорий взял у отца литовку — ох, как наскучили руки по работе! — и пошел, оставляя за собою саженные прокосы. Старик складывал в суслоны снопы, которые невестка навязала за день.

Солнце скрылось за дальними сопками. Лишь оранжево-золотистый веер лучей освещал закатную сторону неба...

В конце второй недели к Григорию зашел его сосед, однофамилец, Иван Афанасьев. Здоровенный мужчина с рыжей, будто из красной меди, окладной бородой, открытыми голубыми глазами.

— На побывку, чо ли, паря, пожаловал, али так чо? — словно невзначай спросил Иван, расправляя свою роскошную бороду.

Вопроса этого Григорий ждал. Кто-кто, а уж сосед Иван за Семеновым не побежит, это он знал точно и решил «открыться».

— На побывку... бессрочную, однако, — добавил он после малой паузы, пристально всматриваясь в собеседника.

— Отпустили, чо ли?

— Отпустили на неделю. А вон и вторая кончается.

— Не боишься?

— Волков бояться — в лес не ходить, — уклонился Григорий от ответа.

— Война-то долго будет, нет ли?.. Шибко худые вести: чужеземные войска везде...

— Кто ж ее знает, когда она кончится. А чужеземцев чего бояться — как пришли, так и укочуют...

— Выходит, надолго снял доспехи свои?

— Жизнь покажет...

Почти каждый день стал наведываться Иван. Григорий совсем осмелел и теперь в полный голос поносил не только интервентов, но и самого атамана, которому служил верой и правдой.

— О славе да богачестве печется. На народном горе, как на дрожжах, вознесся...

Как-то вечером Иван пригласил его с собой. В просторной избе собралось полтора десятка мужиков. Хоть и односельчане, но не всех знал Григорий. За старшего тут был чернявый безбородый мужик, по-видимому, не здешний.

— Товарищи! Дни иностранных захватчиков и их холуев сочтены. Красная Армия победоносно продвигается на восток, сметая на своем пути всю продажную шваль. Нам надо нажать изнутри и тем приблизить час победы...

Потом он стал говорить о конкретных задачах: подбирать верных людей, создавать отряды, готовить удар. Разговор затянулся за полночь. Расходились по одному-два человека, чтобы не привлечь внимания шастающих по селу семеновских милицейских патрулей.

В субботу Григорий заседлал жеребца и ускакал, едва развиднелось, в Верхнеудинск. Домашним наказал: кто будет спрашивать — поехал в лес заготовлять дрова.

На случай, если задержит милицейский патруль или конный разъезд, Григорий имел удостоверение за подписью атамана. В документе говорилось, что Григорию Ивановичу Афанасьеву предоставлен отпуск по семейным обстоятельствам. Предписывалось всем должностным лицам не задерживать его. Срок отпуска был умышленно обойден.

В Верхнеудинске Григорий быстро добился встречи с Семеновым: офицеры, охранявшие ставку, хорошо знали и самого вестового и то, что к нему благоволит атаман.

Григорий обстоятельно доложил о сходке и прибавил:

— Бичурские большевики, ваше превосходительство, и которые сочувствуют, открыто действуют. Они могут такой пал пустить — не затушишь...

— Затушим, Григорий. А не затушим, так задушим, — захохотал атаман пропитым басом. — Кто там главный зачинщик?

— Главные, однако, Петров Иван и Ткачев, имя не знаю.

— Благодарю за верную службу! Смутьянов мы проучим. А ты возвращайся домой и лезь глубже. Ужом ползи, а до самого центра дойди.

— Буду стараться, ваше превосходительство.

— В деньгах не нуждаешься?

— Никак нет, ваше превосходительство!

Через несколько дней в Бичуру прибыл карательный отряд под командой Макаренко. Бандиты на глазах у детей выпороли Ткачева и Петрова и потребовали выкуп за арестованных по две тысячи рублей. Родители Ткачева распродались до нитки и выручили сына, а бедняка Ивана Петрова каратели увезли с собой и расстреляли на Малетинском хребте.